ГЛАВА 16

Преступная группа, организованная начальником службы безопасности Сигмы Игорем Петровичем Серпуновым и занимающаяся шантажом состояла из четырех человек.

Диспетчер, Левский Артем Павлович, находился в непосредственном контакте с Серпуновым, получал от него заказ, все данные о клиенте и, по выполнении задания, оплату в иностранной валюте согласно договоренности. Далее в дело вступал Олег Стенькин, который находил клиента, отслеживал его передвижения по городу и в нужный момент выпускал на сцену Инну Гликовец. Игорь Петрович поставлял Диспетчеру психотропное средство широкого спектра воздействия. Средство попадало в организм клиентов в момент контакта с девушкой в баре или ресторане. Стенькин доставлял клиента в специально оборудованную квартиру в выселенном доме на проспекте Вернадского, где уже находился привезенный из морга труп. У Стенькина был выход на станцию переливания крови, поэтому все место действия щедро поливалось кровью. Включали яркие софиты, питающиеся от переносных батарей. Инна Гликовец делала полный набор фотографий. Клиент через некоторое время просыпался, в ужасе выбегал из дома, ловил первую попавшуюся машину, или же сам Стенькин отвозил его до дома. Фотографии Стенькин отдавал Диспетчеру и взамен получал деньги. Диспетчер связывался с Серпуновым и тот пускал материалы в дело.

- Понятно? – спросил Стас, закончив свой рассказ. – Кстати, я ребятам из милиции подбросил твою версию с Виктором Серебряковым. Они его отыскали, и ты был прав, он в Белых Столбах, в платном отделении. Сам пришел, у него осеннее обострение. Ребята проверили, алиби есть, прикопаться не к чему. Мы вначале воодушевились, сняли пальчики – нет, не он.

- Где не он? – уточнил Федор.

- Черт, я забыл тебе сказать. На ноже, котором зарезали Инну, были обнаружены отпечатки пальцев левой руки. Один из них совпал с отпечатками на тюбике губной помады.

- Светлой помады или темной? – замерев, спросил Федор.

- Темной, - ответил Стас. - Так что, извини, полный пролет.

Банки с соленьями и вареньями, привезенные из северной деревни, радовали глаз. Хозяйка так настаивала, чтобы они взяли с собой ее подарки, что отказаться не было никакой возможности. Федор заявил, что вареньями не интересуется, и теперь Саша размышлял, кому бы пристроить пять литровых банок. Собственно говоря, он знал – кому, но дозвониться до Жени никак не мог. А ведь завтра уже улетать... Он посмотрел на свою сумку. Вроде бы все сложил. Взял круглый свежий бублик, густо обсыпанный маком, откусил от него. Посмотрел на банку с земляничным вареньем, очень уж оно вкусное, но удержался усилием воли. Прошел в прихожую. Так, куртка, кроссовки... Ага, фотоаппарат, чуть ведь не забыл, надо же. Он схватил фотоаппарат левой рукой, приблизил его к глазам и подумал, как все-таки неудобно фотографировать левшам. Стоп, совсем недавно он думал именно такими же словами, несколько дней назад...

Саша осторожно положил фотоаппарат на столик и задумчиво на него уставился.

- Федор, - спросил он, прижимая к уху телефонную трубку, - ты говорил, что на губной помаде фиолетового цвета и на ноже, которым зарезали Инну, одни и те же отпечатки пальцев. Если на моем фотоаппарате они тоже есть, то я знаю, кто их оставил.

Алена нежилась на шелковых простынях. Вставать не хотелось. Разленилась она за прошедшие дни неимоверно. Да и как сказать, разленилась... Приготовления к свадьбе занимали так много времени... Походы по магазинам просто выматывали. Услужливые продавщицы доставали своим угодливым видом и навязчивым желанием продать все, на что только успевал упасть скучающий Аленин взор. Она потянулась и решительно села.

Как же ей все-таки повезло! Потому, что не сдавалась, боролась. Говорливый Геннадий, обещавший так много и не давший ничего, поплатился за свое предательство. Непонятно, конечно, зачем он застрелился, но бывает... Потом появился мечтательный Алеша, а вместе с ним его богатый папочка... Кто же упускает такие возможности? Инка это понимала. Хорошая она была подруга, и работать с ней было приятно. Все намеки с полуслова ловила... Жалко, что она погибла, но что поделаешь, пришлось пожертвовать пешкой... Зато, шахматная партия, в конце концов, выиграна, а победителей не судят... Теперь всезнающий Лелик никому ничего не расскажет, и бедная моя Инночка тоже. Разве что на том свете, если он еще есть... Эдакими злыми духами в печную трубу: "Бу-бу-бу...", а никто ничего не поймет и ни о чем не догадается...

На днях Георгий, как бы между делом, сообщил о гибели двух ее знакомых – Лелика и Инны, и внимательно заглянул в глаза. Ох, она так плакала, так плакала... А Георгий растрогался, опечалился и купил ей прелестный гарнитур с крупными черными бриллиантами... В знак траура... Такой заботливый, такой доверчивый, как и все влюбленные мужики.

Алена засмеялась и соскочила с постели. Посмотрела на себя в зеркало. Хороша! Ангел просто, очаровательная принцесса, хоть сейчас в модельный журнал...

- Повезло Георгию, - и Алена открыла просторный стенной шкаф с новыми нарядами.

Каширское шоссе было практически пустым. Москва уже осталась позади, мимо пролетали опустевшие поля и оголившиеся, просвечивающие насквозь перелески. Еще немного, и закружат первые белые мухи, тонким ледком покроются осенние лужи, наступит зима, и далекий остров Ибица покажется не более чем призрачным сном... Но это все в будущем, а пока неплохо бы разобраться с прошлым.

Федор вошел на территорию больницы, пропуск был заранее заказан, посещение согласовано с главным врачом. Федор прекрасно знал, о чем он будет говорить, и на многие вопросы он уже имел ответы, вот только на один вопрос никак не мог ответить – цель посещения? В самом деле, чего он хотел от этой встречи? Зачем с таким упорством ее добивался? Виктор Серебряков был на Ибице в то же самое время, когда они были там, он улетел из Барселоны тем же рейсом, что и Саша с Еленой, но это ничего не доказывает. Мали ли кто где и когда отдыхает? Фотография, подброшенная Елене – весьма шаткое доказательство, тем более, что сама Степанцова ее наличие отрицает. И все же, и все же...

Граф Альба, он же Виктор Серебряков, сидел на скамейке в больничном саду и сосредоточенно рисовал что-то в большом альбоме. Он был настолько увлечен, что не обратил никакого внимания на человека, подошедшего совсем близко к нему.

- Здравствуйте, - произнес тот, - меня зовут Федор Романов. Скажите, пожалуйста, почему вы перестали заниматься инсталляциями?

Виктор поднял голову, и Федор внутренне подобрался. На него смотрело лицо, которое он увидел в зеркале на пароме, везущем их в Барселону – узкие темные очки, змеящиеся в усмешке губы, высокие скулы...

- Скучно стало, - неожиданно ответил граф Альба, - и грустно...

- Почему? – уточнил Федор.

- Все новое когда-нибудь становится старым, - объяснил Альба, - вот и бросил.

- А ваш друг Олег Стенькин – он продолжил ваше дело?

- Не знаю. Я с ними практически больше не встречался.

- Олег был доволен своим бизнесом?

- Не жаловался.

- Не знаете, где можно карлика найти?

Виктор усмехнулся.

- В Москве можно отыскать все что угодно. Правда, с белым тигром у нас были проблемы... Инка полгорода обзвонила, пока нашла... Я потом даже нарисовал его. Хорошо получилось. А тебе что за забота – зачем тебе карлик?

- Один приятель хочет устроить необычный день рождения... Не поможете?

- Я этим больше не занимаюсь.

- Ваш отец был против ваших инсталляций? Что он написал вам в прощальном письме?

Виктор медленно снял очки и темные, слепые от бешенства, плескавшегося в них, глаза взглянули на Федора.

- Откуда ты знаешь, мент... – выдавил художник и замолчал.

Сколько он себя помнил, с отцом у него всегда были сложные отношения. Тот непременно хотел видеть сына удачливым бизнесменом, продвинутым спортсменом, уважаемым человеком. Очень тяжело было вывернуться из-под его железной направляющей руки, но Виктору это удалось. Первый скандал, связанный с поступлением в художественное училище вместо предполагаемого отцом престижного финансового университета, он выдержал с трудом, но все таки настоял на своем. Отец немного отошел в сторону, но не терял надежды на возвращение блудного сына в корпоративные структуры. На его художественное творчество он смотрел с легким пренебрежением, но Виктору иногда казалось, что втайне отец гордился им, никогда не высказывая своего одобрения вслух.

Как-то раз Виктор встретил его с молодой смазливой девицей и промолчал. Заходя домой, он все чаще видел мать, одиноко сидящую перед телевизором и, не выдержав, спросил у отца, что происходит. В ответ получил резкую отповедь, из которой окончательно понял, что такой неудачник, как он, не имеет права голоса вообще.

- Я тебе докажу, - прошептал он тогда в слепой ярости и, хлопнув дверью, вышел вон.

Они долго не общались, а потом встретились – в самый последний раз, когда уже все поздно, когда ничего нельзя ни изменить, ни поправить, и все сказанные слова остались навеки сказанными...

В квартире, обычно такой тихой, было шумно, посторонние люди толпились в коридоре, курили на кухне, мать рыдала в большой комнате, небольшой портрет отца в траурной рамке стоял на столе, и совершенно не верилось, что отец уже никогда больше не войдет в этот дом...

Виктор высидел, сколько мог за столом, и тихо скрылся в свою комнату. Там ничего не изменилось, он рухнул на кровать и вытянулся, заложив руки за голову. Непонятное самоубийство отца не давало ему покоя.

- Или я чего-то о нем не знал? – подумал Виктор и вдруг почувствовал, как ему неудобно лежать.

– Что там такое? – он недовольно перевернул подушку и с изумлением обнаружил большой желтый конверт. Не думая ни секунды, открыл его...

Вот тогда и начался тот кошмар, который преследовал его последний месяц. Он с ужасом рассматривал цветные фотографии, на которых присутствовали его отец и незнакомая девушка, и неожиданно понял, что это знакомый почерк... Совсем недавно, незадолго перед тем, как он отошел от бизнеса, затеянного им вместе с Леликом и Инной, они делали нечто подобное...

- Что это значит? – задал он вопрос в пустоту, и тут из конверта выпал белый лист.

Простой белый лист, на котором рукой его отца было написано:

"Дорогой мой сын! У нас всегда были сложные отношения, мне не нравилось, чем ты занимаешься последнее время, тебя не устраивали мои отношения с женщинами... Но я никогда не думал, что ты пойдешь на такое... Расплатиться я сейчас не могу, а обращаться в милицию не хочу, поскольку девушка мертва, и я точно знаю, что в этом замешан ты... Я прощаю тебя, и бог тебе судья... Отец".

Виктор не заметил, как произнес последние слова вслух и опомнился, только услышав чужой голос.

- Он считал, что это сделал ты? – спросил синеглазый парень, сидящий напротив.

- Но это был не я, - хмуро ответил Альба. – Совсем не я...

- А кто? – не отставал синеглазый.

- Кто? – повторил Альба. – Я так до сих пор и не знаю...

В тот день он схватил пакет с фотографиями и выскочил из дома, даже не попрощавшись с матерью. Пролетел по пыльным августовским улицам, не замечая окружающих, и опомнился только когда, ошеломленный его внезапным вторжением, Лелик открыл дверь.

- Это ты, сволочь? Это твоих рук дело? – выкрикнул Виктор и схватил бывшего пр